Foto © Roberto Tucci

Что общего у рыбака и земледельца? Они являют собой почти противоположность одного другому. Один дышит морской солью и отдыхает взглядом на бирюзовой глади воды, другой встречает рассветы и закаты в поле, вдыхая запах влажной земли и пряных трав. У каждого свой быт, свои орудия труда: один твердо стоит на земле, другой привык проводить большую часть своей жизни в качающейся на волнах лодке. В своей трудной, полной лишений жизни, они встречаются, пожалуй, только для того, чтобы обменяться плодами собственных трудов. Но есть одно место, где эти две противоречивые фигуры сливаются в одну, когда земледелец спускается к морю, но не покидает земли, а выдвигается по мосткам как можно дальше в море, чтобы приобщиться незнакомой стихии и воспользоваться ее плодами. Он создает себе подобие убежища в море, в котором ожидает, пока сети заполнятся долгожданным уловом. Такая постройка носит название трабокко. Принцип рыбной ловли на зыбку – рыболовную снасть, растянутую между деревянными шестами – известен с давних времен, но в Италии, а именно на Адриатическом побережье, благодаря тому, что рыбной ловлей с зыбкой занялись земледельцы, появились единственные в своем роде прибрежные надводные строения, напоминающие больших добрых насекомых.

© Emmepi Photo

Трабокко — это старинное сооружение для рыбной ловли, похожее на палафит¹⁾Палафиты — свайные постройки, жилища на помостах (на болотистом берегу или над водой); древнейшие палафиты относятся к эпохе неолита, устанавливаемый перпендикулярно к береговой линии. Его конструкция состоит из балок и досок, закреплённых на подводных камнях. На балки кладутся деревянные мостки, ведущие на платформу, от которой расходятся лёгкие шесты, называемые антеннами: к их оконечностям крепятся концы рыболовной сети. Архитектура трабокко действительно очень легка, почти воздушна, но в то же время надёжна и способна выдерживать вес тяжёлой рыболовной сети и удары штормов. Именно воздушная лёгкость позволяет трабокко противостоять морской стихии, даже если после сильных штормов их приходится ремонтировать. Трабокки устанавливались в непосредственной близости к скалистому берегу и подводным рифам, то есть там, где глубокое дно и течения обеспечивали улов. На первый взгляд устройство трабокко кажется примитивным и создаёт впечатление случайно нагроможденных досок, реек и веревочных канатов, но на самом деле оно является плодом настоящей инженерной мысли. Для постройки трабокко поначалу использовались подручные материалы и те породы деревьев, что росли поблизости. В настоящее время на смену отдельным деревянным деталям пришли металлические, но одно остаётся неизменным – трабокки продолжают делать из подручного, доступного материала. Трабокки встречаются в основном в Абруццо, Молизе и на побережье Гаргано.

Foto © Pesce Palombo 

Техника рыбной ловли с трабокко не оставляет равнодушным случайных наблюдателей: огромные сети спускаются в море при помощи вращающейся тали, установленной в центре платформы. Время от времени сети поднимают, и попавшая в них рыба (в основном кефаль, сибас, сарган и мелкая рыбёшка вроде кильки или сардины) оказывается над уровнем воды в западне мелкоячеистой сети, сливаясь в единое сверкающее и трепещущее пятно, пока её не выберут при помощи сачка.

Технический прогресс обрёк трабокки на забвение: ловить рыбу стало гораздо удобнее и выгоднее с моторных лодок, но в 1994 году регионом Абруццо был принят закон о восстановлении трабокко, ставших неотъемлемой частью ландшафта Адриатического побережья центральной Италии. Будучи провозглашены частью культурного наследия и произведениями народного мастерства, многие трабокки обрели вторую жизнь и продолжают излучать очарование ушедших времён, стимулируя воображение всех любителей неглянцевой Италии.

Foto © Alessandro Petrini

Поэт Габриэле Д’Аннунцио, любивший уединяться на скалистых берегах Адриатики, оставил нам описание одного трабокко в романе «Торжество смерти». Вид на трабокко Туркино, названный так по имени владельца, открывался из домика, который писатель снимал в тихом местечке где-то посреди Сан-Вито-Кьетино и Фоссачесия (Абруццо). В настоящее время это местечко носит название Promontorio dannunziano (Мыс Д’Аннунцио) и дарит туристам захватывающий вид на море и трабокко с высоты птичьего полёта.

(tratto da) Gabriele D’Annunzio, Trionfo della morte

Le due maggiori antenne verticali, sostenute alla base da piuoli di tutte le grossezze, s’intersecavano, s’intralciavano congiunti tra di loro per mezzo di chiodi enormi, stretti da fili di ferro, rinforzati con mille ingegni contro le ire del mare. Due altre antenne, orizzontali, tagliavano in croce quelle e si protendevano come bompressi, di là dalla scogliera, su l’acqua profonda e pescosa. Alle estremità forcute delle quattro antenne pendevano le carrucole con i canapi corrispondenti agli angoli della rete quadrata. Altri canapi passavano per altre carrucole in cima a travi minori; fin negli scogli più lontani eran conficcati pali a sostegno dei cordami di rinforzo; innumerevoli assicelle erano inchiodate su per i tronchi a confortarne i punti deboli. La lunga e pertinace lotta contro la furia e l’insidia del flutto pareva scritta su la gran carcassa per mezzo di quei chiodi, di quegli ordigni. La macchina pareva vivere d’una vita propria, avere un’aria e una effigie di corpo animato. Il legno esposto per anni e anni al sole, alla pioggia, alla raffica, mostrava tutte le fibre, metteva fuori tutte le sue asprezze e tutti i suoi nocchi, rivelava tutte le particolarità resistenti della sua struttura, si sfaldava, si consumava, si faceva candido come una tibia o lucida come l’argento o grigiastro come la selce, acquistava un carattere e una significazione speciali, un impronta distinta come quella d’una persona su cui la vecchiaia e la sofferenza avesser compiuto la loro opera crudele.

Foto © Valerio Politi

Направо и налево вытянулись четыре вертикальные мачты, прикрепленные к скале перекрещенными кольями разной величины, связанными между собой с помощью громадных гвоздей, проволоки и канатов, защищенными тысячью способов против бурных волн моря. Две другие, горизонтальные, мачты шли крест-накрест с первыми и торчали, как бушприт за рифом над глубокими водами. На острых концах четырех мачт висели блоки с веревками, протянутыми к четырем концам сети. Другие веревки проходили по блокам меньших размеров, укрепленным на кольях, до самых отдаленных скал виднелись расставленные колья, поддерживающие канаты, бесчисленные доски, приколоченные к кольям, защищали их от напора волн. История долгой и упорной борьбы с изменчивым бурным морем словно была начертана на водной поверхности посредством узлов, кольев и блоков. Вся эта машина, казалось, жила собственной жизнью, дерево, переносившее столько лет солнце, дождь, бури, открывало все свои поры, все шероховатости, все уцелевшие части, обнажалось, истлевало, становилось белым как известь или блестящим как серебро, или сероватым как кремень, приобретало свой особенный характер, особенное значение, особенную, ясную печать существа, испытавшего жестокое действие времени и страданий.

(Перевод Е.Барсовой и А.Ложниковой.)