Могут ли сложиться отношения между мужчиной и женщиной, у которых одинаковый подход к жизни, сходное мировоззрение и чутье (и при этом они оба пишут стихи)? Если судить по опыту Гвидо Гоццано, такой роман изначально обречен на провал: его история любви с Амалией Гульельминетти (1881-1941) — яркий тому пример.
Биография Гоццано, умершего в возрасте всего лишь 33 лет, относительно бедна деталями о его отношениях с женщинами — и это в очередной раз подчеркивает разницу между Гоццано и поэтами-жизнетворцами эпохи символизма (в первую очередь, Габриэле Д’Аннунцио), чьи бурные любовные похождения не менее известны и увлекательны, чем их литературные страницы. 
Единственное исключение – Амалия Гульельминетти, с которой наш поэт познакомился в туринских литературных салонах в 1907 году и поддерживал общение до конца жизни. Амалия была чуть старше его и к моменту их знакомства уже опубликовала свои первые «декадентские» стихи, получившие благоприятные отзывы критики и публики. Красивая, харизматичная и одетая по последней парижской моде, в светских кругах «северной столицы» Италии она представала женщиной новой эпохи – темпераментной, свободной, самостоятельной. Интересно, что независимость Амалия при этом завоевала с трудом, ведь она получила воспитание в строгом религиозном пансионе (этот опыт нашел отражение в ее сборнике сонетов «Безумные девы» – Le vergini folli, 1907). Кроме того, Гульельминетти начала заниматься литературной профессией в период, когда к женщинам-писателям еще относились с большим недоумением (по словам самого Гоццано, «Пишущие женщины – противные: если они пишут плохо, они нас раздражают; если пишут хорошо, они нас унижают»).
Конечно же, перед обаянием Амалии Гульельминетти было трудно устоять (и это тоже отчасти раздражало молодого Гоццано, считающего, что «женщины с такой душой и с таким умом не должны быть красивыми»), и очень быстро между ней и начинающим поэтом Гвидо завязалась сентиментальная дружба – письма, обмен книгами, прогулки и беседы о жизни. Тем не менее, несмотря на несомненную интеллектуальную близость между ними, полноценного романа так и не получилось: виной тому хронический скепсис неуверенного в себе и в других Гоццано. Он, конечно, долго мечтал о любви и, начитавшись романов и стихов, строил воздушные замки, но в конечном счете из-за боязни разочарований предпочел собственные фантазии конкретным попыткам их осуществить в реальной жизни, в сером быту. Как он сам писал, таким образом они «спаслись от обыкновенной судьбы мелких любовников» («noi ci siamo salvati dalla sorte comune dei piccoli amanti»).
В (иногда жестоких) письмах, адресованных самой Гульельминетти, Гоццано очень точно описывает свое внутреннее состояние: «Я странно доволен, отвергая счастье, предлагаемое мне Судьбой. Да и какое счастье, друг мой! Я уже не раз признавался в моей главной беде: ни одна женщина не заставила меня страдать, я никогда не любил; со всеми я испытывал всего лишь ненасытное желание, а потом – страшную грусть… А сейчас, с тобой – а ты самая великая женская душа, которую я когда-либо встречал, и ты говоришь, что любишь меня – я хочу быть честным, как всегда: я тебя не люблю».
Разумеется, стихи, так или иначе связанные с этой женской фигурой, занимают важное место в творчестве Гоццано. Он называет ее близким человеком и «добрым другом» («buon compagno») в одноименном стихотворении (одна строка которого подобна меткой эпиграмме: 
«Amor non lega troppo eguali tempre» – «Любовь не соединяет слишком похожие характеры»), а также посвящает ей два знаменитых стихотворения из последней части центрального в его творчестве сборника «Беседы» (I colloqui, 1911) – «Воскресшая» и «Вторая воскресшая» (Una risorta и Un’altra risorta). В центре обоих стихотворений – встреча с Гульельминетти через несколько лет после так и не случившегося романа.
Сборник «Беседы» похож на дневник, в котором Гоццано разговаривает с самим собой и особенно с собой пятилетней давности, когда он был «романтическим сентиментальным юношей», размышляющим над «Артуро и Федерико» (Артуром Шопенгауэром и Фридрихом Ницше) и стремящимся к некоему абстрактному литературному Идеалу. Но идеальное бытие неизбежно сталкивается с прозаическим бытом буржуазного итальянского города. Лирическое «я» превращается в «ветерана» (reduce), но не войны, а самой жизни: он уже пережил «две прекрасные вещи» (а именно любовь и смерть — вечные темы «высокой» поэзии), но они оказались обманчивой, искусственной подростковой иллюзией. Таким образом, остается всего лишь один выход — жить спокойно, без претензий, в своем маленьком мире, быть «добрым человеком», столь ненавистным «сверхчеловеку» Ницше, и просто существовать. И писать стихи уже не о человеке, а о природе, о камнях, о бабочках: Гоццано приходит к мысли, что «научная», объективная поэзия — это единственные искренние строки, которые возможно написать (и он действительно задумывал поэму о кристаллах и бабочках, но так ее и не завершил, скончавшись от чахотки в 1916 году).
Две «воскресшие» (в обоих случаях их прототипом стала Гульельминетти) всплывают из прошлого, из времен, предшествующих добровольному «изгнанию» поэта. И, в отличие от него, эти женские фигуры не скрывают своих еще живых страстей и мечтаний.
В этих стихотворениях ярко выражено повествовательное начало (что типично для Гоццано в целом); одновременно они очень похожи на театральные диалоги. В первом случае неожиданная встреча в загородном домике, где поэт (бывший «добрый друг») собирает своих бабочек, кончается попыткой воскресить хотя бы на миг безвозвратно ушедшие моменты (глагол условного наклонения в прошедшем времени сразу задает тональность утратившего связь с настоящим, неосуществимого желания: «quella che avrei potuto amare», «та, которую я мог бы любить»). Во втором случае встреча происходит во время прогулки в туринском парке Валентино: бывшие возлюбленные непринужденно беседуют, не без горького остроумия, о беге времени и о том, что жизнь никак не может быть верной копией «Книги песен» Петрарки (чьи стилемы то и дело проникают в эти стихи). Любая Лаура со временем лишается своего обаяния, тем более на этой земле…
Мы предлагаем вам послушать итальянские оригиналы в исполнении автора этих строк, а также прочесть первое стихотворение в переводе Алины Звонаревой (публикуется впервые).
Una risorta, Un’altra risorta (читает Франческа Лаццарин, текст второго стихотворения можно найти здесь)
Una risorta
I
«Chiesi di voi: nessuno
sa l’eremo profondo
di questo morto al mondo.
Son giunta! V’importuno?»«No!… Sono un po’ smarrito
per vanità: non oso
dirvi: Son vergognoso
del mio rude vestito.Trovate il buon compagno
molto mutato, molto
rozzo, barbuto, incolto,
in giubba di fustagno!…»«Oh! Guido! Tra di noi!
Pel mio dolce passato,
in giubba o in isparato
Voi siete sempre Voi…»Muta, come chi pensa
casi remoti e vani,
mi strinse le due mani
con tenerezza immensa.E in quella famigliare
mitezza di sorella
forse intravidi quella
che avrei potuto amare.
Воскресшая (перевод А. Звонаревой)
I
«Мне стоило немало
Труда найти обитель
Того, кто уж не житель
В миру… Я помешала?»
«О нет!.. С волной смущенья
Не в силах совладать я:
За безыскусность платья
Прошу у вас прощенья.
Ваш добрый друг старинный
Здесь одичал премного,
Встречает вас с порога
Он в куртке из холстины«.
«О, Гвидо, что вы, что вы!
Мне память дарит знаки…
Хоть в куртке, хоть во фраке –
Я вижу вас былого».
В мечтаньи молчаливом
Руки моей коснулась
И думам улыбнулась
Несбыточно-счастливым,
Меня лаская взглядом
Сестры, чей образ светел…
Увы, я не заметил:
Любовь, была ты рядом.
Постскриптум. После смерти Гоццано Амалия Гульельминетти перестала писать стихи и полностью посвятила себя прозе и эпатажным для той эпохи романам, главные героини которых – антиконформистские, сексуальные, безжалостные женщины. Во время фашистского двадцатилетия переводила с французского, была редактором литературных журналов, занималась публицистикой, сменила образ роковой женщины европейского модерна на типично американский образ «женщины-мальчика» 20-30-х годов. Умерла в 1941 году во время обстрела Турина. Никогда не вышла замуж.
Другие статьи из цикла о Гвидо Гоццано:
«Двуногая штука, именуемая гвидогоццано»: поэзия Гвидо Гоццано (1883-1916), введение
Прекрасная дама в кондитерских: Гвидо Гоццано и женщины, или преодоление романтизма – часть 1
